Правильный ракурс для фотографий: что он дает фотографу?

Дата публикации: 30.01.2014

Фотография — одно из самых молодых визуальных искусств. Куда моложе, скажем, живописи или рисунка (согласно одной из датировок, древнейшим наскальным рисункам, найденным в испанских пещерах, больше 40000 лет, их создали еще неандертальцы). Что такое по сравнению с этими 40 тысячами 200 лет? Вполне логично, что и в смысле композиции фотография довольно долго — примерно первые сто лет, то есть половину срока своего существования — была как бы «младшей сестрой» живописи. Я имею в виду, что фотографы использовали ровно те же самые композиционные приемы, которые были разработаны задолго до них поколениями живописцев. Фотография как бы подражала живописи, стараясь добиться ее выразительности, и только в 20-х годах прошлого века фотографы (сначала несколько первооткрывателей, а вслед за ними и многие другие) стали пользоваться первым чисто фотографическим приемом компоновки изображения — использованием необычного ракурса.

Само по себе понятие ракурса, конечно же, использовалось в изобразительном искусстве и до появления фотографии, и означало оно «перспективное сокращение формы предмета, изменяющее его привычные очертания». В фотографии это значение слова тоже используется — все мы видели тысячи снимков человека с огромными ступнями и маленькой головой вдалеке, или наоборот. Но так сложилось, что в фотографическом языке прижилось еще одно значение слова «ракурс», возможно, не совсем точное — точка съемки.

В живописи (по крайней мере в классической) обычно используется одна точка зрения — естественная. Живописцы изображают мир таким, каким его видят глаза обычным образом ориентированного в пространстве (то есть стоящего или сидящего на стуле) человека. Во многом это объясняется техникой письма — если встать на голову (или лечь на пол, или вскарабкаться на пожарную лестницу), работать кисточкой будет не так удобно, как стоя или сидя перед мольбертом. Первые фотокамеры, как мы помним, были громоздки и от холста на мольберте в этом смысле не слишком отличались. Поэтому все фотографии того времени сделаны с одного и того же ракурса, или точки зрения — с уровня глаз. Только с появлением компактных камер фотографы начали экспериментировать с другими точками съемки — и то не сразу, многие продолжали по традиции снимать даже компактными «лейками» так, словно у них в руках гигантская неповоротливая, требующая гигантского штатива крупноформатная камера.

Справедливости ради следует заметить, что первые снимки с необычной точки зрения были сделаны еще в 19-м веке как раз таки крупноформатными камерами. Это были фотографии Парижа и Бостона, снятые с высоты птичьего полета, точнее с высоты полета воздушного шара., соответственно французом Надаром и американцем Джеймсом Блейком:

Над Надаром даже издевались современники, «остроумно» замечая, что, мол, он поднял фотографию на высоту истинного искусства. Однако по-настоящему пионерами ракурсной фотографии следует все же считать людей, родившихся на полвека позже. Это советский фотограф и художник Александр Родченко и венгр (живший, впрочем, как и его предшественник Надар, в Париже) Андре Кертес.

Между этими двумя фотографами, как мы увидим, есть и огромная разница, и существенное сходство. Разница, прежде всего, в том, что Кертеса интересовала не только документальная фотография, а в документальной фотографии — не только поиск необычных ракурсов. Сказать нечто подобное про Родченко тоже было бы большим упрощением, однако в его наследии все же большая часть фотографий сделана с необычной точки зрения.

Кертес, хотя и не забирался так высоко, как Надар, тоже любил посмотреть на мир сверху:

Что можно в общем сказать про верхнюю точку съемки? Во-первых, сверху больше видно. Гораздо больше, чем снизу или с уровня глаз. По этой причине верхняя точка съемки была очень популярна у советских фотографов в 20-30 годы — как писал А. Вартанов в журнале «Советское фото» в 1985 году: «Ее мастера жаждали сделать свои снимки предельно насыщенными информацией: ведь предстояло рассказать о событиях, которые в большинстве своем можно было сопроводить надписью «Впервые в мире!»

Кстати, фотографии с точки зрения «строго перпендикулярно сверху», на которых люди превращаются в необязательные приложения к собственным теням, тоже были сделаны в то время «впервые в мире». Однако даже современным фотографам порой бывает трудно удержаться от искушения повторить этот ракурс, несмотря на то, что он, едва появившись, сразу же стал штампом. Сравним, например, фото Родченко и Кертеса:

Совершенно очевидно, что в 20-е годы это было ново и свежо, но эти два великих человека, открыв данную тему, тут же, в общем, ее и закрыли.

Нижний ракурс используется в фотографии совсем для других целей. Тут тоже первооткрывателем был Александр Родченко — вспомним хотя бы его «пионера»:

«Пионер», конечно, - особый случай, эта фотография не подпадает под общее правило применения нижнего ракурса. Это, скорее, вполне удавшаяся попытка найти новые средства художественной выразительности для изображения «нового» человека, вестника новой эпохи. Родченко удалось создать выразительный и запоминающийся образ; однако чаще всего использование такого ракурса чревато превращением персонажа в карикатуру на самого себя.

Общее же правило таково: точка зрения снизу чаще всего используется, чтобы показать, что объект съемки имеет большую значимость. Что-то (или, скорее, кто-то — мало кому придет в голову придавать слишком большую значимость неодушевленным объектам), снятое снизу вверх, выглядит гораздо монументальнее и внушительнее, чем если бы тот же объект был снят «нормальным» образом, то есть от уровня глаз или груди. Пример номер один можно найти у того же Родченко:

Очень любил фотографировать своих героев с такой точки зрения Роберт Капа:

В его знаменитейшем снимке «Смерть республиканца» тоже использован этот же прием. Можно сколько угодно сомневаться в документальности этого снимка, но в том, что автору удалось создать абсолютно монументальный образ, безупречно передающий пафос этого трагического момента, спорить трудно.

А вот еще одна фотография Роберта Капы. Момент на ней запечатлен не столь трагический — никто не умирает (во всяком случае, в кадре), просто плачет маленькая девочка. Из подписи мы можем узнать, что дело происходит в транзитном лагере для беженцев, но это не объясняет, почему девочка плачет. Может быть, у нее нет родителей, а может, ей только что просто-напросто не дали конфетку, или она элементарно устала. Неважно — точка зрения камеры, которая находится в момент съемки ниже лица девочки, превращает этот, возможно вполне обыденный момент, в символ лагеря для переселенцев — неустроенность, страх будущего, пустые надежды…

Если же камера будет находиться чуть выше — на уровне лица ребенка — снимок не получится ни монументальным, ни метафоричным. Он получится просто… человечным. В обычной жизни мы смотрим на детей сверху вниз и относимся к ним свысока. Камера на уровне глаз ребенка как бы дает зрителю быть с ним на равным, и, кроме того, посмотреть на мир его глазами.