Евгений Медведев: "Современный художник и фотография"

…Я себя фотографом не считаю, скорее художником. Фотограф зачастую прячется за камеру и исследует пространство с помощью объектива, художник же использует себя как призму. Для фотографа важна техническая сторона — грамотная постановка света, камеры и т. п., он делает снимок того, что находится перед его глазами, а художник сам придумывает, что должно произойти.

У меня нет технического арсенала, нет подготовки. И нет желания серьезно относиться к фотографии как таковой. Для меня съемка — это простая возможность выразить то, чего я хочу. Рисую я отвратительно, но даже если бы я умел отлично рисовать, техника и здесь не занимала бы меня. Мне нравится, что фотография обладает свойством конкретики, если можно так выразиться, то есть ничего не выдумано, как в живописи современного характера.

Фотографией и живописью я увлекся в Америке в 1995–1996 годах. Фотографию выбрал потому — и я неоднократно в этом признавался, — что это просто-напросто был легкий способ знакомства с девушками, они все соглашались позировать «фотографу» в парке, «где красиво». Около месяца нормальных снимков у меня не получалось, и я еле-еле скрывал это от красавиц, а однажды, пытаясь вынуть пленку, чуть не сломал фотоаппарат. После этой неудачи я год побаивался брать в руки технику, но потом отошел и даже какое-то время занимался в фотошколах. Я мало внимания уделял печати, меня интересовал сам процесс съемки: года два я снимал практически каждый день — и зимой в мороз, и летом в жару.

Меня не привлекает ручная обработка пленки (например, затирание), я работаю с уже готовыми черно-белыми отпечатками, которые даже не всегда делаю сам — мне это не важно. А фотографию раскрашиваю с помощью карандашной крошки, потому что цвет пленки для меня слишком прост, а так я сам придаю картинке любое, какое захочу, волнение и смысл. Крошить карандаши с детства люблю — раскрасками увлекался. Занимаюсь этим, когда есть настроение.

Я всегда рисую и в голове, и на листе эскиз того, что хочу снять. И, как правило, результат не выходит за рамки задуманного. Минимализм и лаконичность всегда доставляют мне радость. Люблю Тимура Новикова в этом плане. Мне не хочется загружать пространство мелкими и ненужными деталями, если без этого можно обойтись. Чаще всего я работаю с формой квадрата, а квадрат предпочитает как покой, так и хаос, поэтому их нужно очень тонко сочетать. Главное — это продуманные линии. Свет, фон — все это обычно решается на месте. Со студийным освещением я практически не работаю — просто одна лампа или дневной свет. Для меня крайне важен контакт с людьми. Я считаю, что для любого творчества совершенно необходимо общение, рефлексия и опыт. Моделей нахожу в интернет-сообществах, на улицах, в метро, кафе — в общем, везде… иногда мимо не могу пройти, не познакомившись.

Идеи серий появляются обычно в магазинах — это же просто настоящий конвейер! Сейчас, например, буду делать проект об уничтожительной медийной силе журнальной женской красоты, но с душком смерти, конечно.

В принципе со всеми сериями по-разному. «Трансформации», например, связаны с моей жизнью, перерождением, пониманием через символическую боль. Мне тогда сложно было. Получилось две части: одна — я в разбитых автомобилях, вторая — я как часть интерьера. Как будто я одновременно существую и нет — такой депрессивный и прекрасный дзен.

«Символ» был придуман на тему взаимодействия людей друг с другом, их поведенческих программ и сценариев. Женщины играют всю жизнь и заигрывают с мужчинами, поэтому девушка с медведем. Мужчина с голубой розой — так как существует мнение о скупости мужских слез и чувств при постоянном желании обладания красотой. Мальчик с лейкой — это своего рода орашатель, он дает возможность расти. Девочка с глобусом — как женщина-планета, дающая новую жизнь.

Обычно для меня важна как идея, так и визуальная эстетика. Когда я делал серию для Музея Церетели «Я лучший», там, конечно, была только идея, эстетика отсутствовала — просто на каждой карточке стоял один и тот же парень и жестами глухонемых показывал, что он лучший.

Серию «Ринг роуд» делал на проспекте Ветеранов в Питере. Хотел показать иллюзорность и обман перспективы нашего мира. Правда, там еще есть и серьезные вкрапления о самопожертвовании великому прогрессу, стройке и глобализации, великом изменении мира.

Что касается пупсов и прочих игрушек. Как я к ним пришел? Да это они ко мне пришли в детстве, я их тогда шил и даже участвовал в какой-то выставке работ юных авторов. Мне кажется, что все мои интерпретации игрушек на данный момент тянутся именно оттуда. Начал я с маленьких кукол и спящего пупса, эту серию я давно выставлял в Музее сновидений З. Фрейда. Потом пошли и другие игрушки, в итоге я собрал большую коллекцию. На самом деле у меня нет прямых ассоциаций игрушек с детством, скорее со смертью. Мертвые пупсы для меня существуют как модель детей-людей. Мне, конечно, уже говорили, что я извращенец, но я с этим не согласен. Я думаю, все, что кажется не очень здоровой темой, тоже имеет место быть и, вполне вероятно, связано с какой-то детской травмой. Вот я и делаю такие вещи — мертвого себя и все вокруг, но мертвенно прекрасного, жизненного и радостного. Очень мне наш мир жалко — такой классный, но такой несчастный.