«Проект NikonPro»

Представляем вам кадры из фотоэкспедиции амбассадора Nikon Сергея Горшкова по его любимым водопадам плато Путорана. В этих суровых и труднодоступных местах он несколько лет изучал жизнь водопадов в годовом цикле. Многие из этих великанов впервые открылись большому миру благодаря его фотографиям.

Водопады

Плато Путорана граничит с полуостровом Таймыр, и попал я туда почти случайно. Во время съёмок на острове Врангеля мы жили в будочке от автомобиля ГАЗ-66. Однажды был сильный мороз, нас замело, и мы пережидали непогоду дома. На полке лежало несколько журналов, которые я от нечего делать листал. В одном из них была статья о плато. И я подумал: «Когда-нибудь туда обязательно попаду». А потом, во время перелёта с острова, — знаете, как это бывает, — что-то щёлкнуло внутри, я посмотрел в иллюминатор и увидел огромное изрезанное глубокими каньонами плато.

Дело было в октябре. Низко стоящее солнце освещало огромные свинцовые озёра. Это было безумно красиво. Когда я закончил проект о Врангеле, сразу же отправился туда, снимал три года, и вот сейчас уже готовы цветопробы фотокниги об этом месте.

Изначально я приехал на плато снимать миграцию северного оленя (я получил грант на эту съёмку от Русского географического общества). Но по ходу съёмок понял: чтобы показать местную жизнь, нужно снимать всё, что здесь есть, в том числе главную достопримечательность — водопады. Но как это «оживить»? Я придумал, что буду показывать природу плато через глаза мигрирующего оленя. Идут олени по озеру Аян — я показываю озеро и каньоны, которые они пересекают. Идут за ними волки — я снимаю волков.

Плато Путорана по площади сопоставимо с Великобританией. Самая высокая точка — 1700 метров. По количеству пресной воды в озёрах оно занимает второе место после Байкала. Я летал на плато через Норильск. И оттуда ещё минут 40 на вертолёте. «Путорана» с эвенкийского языка переводится как «озёра с крутыми берегами». Озёр тут 9520, самые длинные — до 150 км, самые глубокие — до 420 м.

Если попросить читателя назвать известный водопад, то наверняка прозвучат Виктория, Анхель и другие, которые находятся, как правило, за территорией России. А между тем самый высокий водопад нашей страны находится как раз на Путорана на реке Конда — 108 метров с прямым падением воды. Он такой высокий, что вода, не долетая до дна, рассыпается радужной пылью. Его мало кто видел, даже мало кто знает о нём. Ещё здесь есть каскадные водопады, они гораздо выше, до 400 метров. Если посетить плато в начале июня, кажется, что ты попал в страну водопадов. В каждом каньоне со всех уступов льётся вода. Из-за её шума не слышно разговоров.

Это непростая в организации экспедиция. Я везу с собой всё: от фотоаппаратуры до продуктов питания, спальников, палаток. Всё, что обеспечивает быт и выживание. Перед поездкой на плато я целый год планировал, расспрашивал людей, где что происходит, куда нужно попасть, как, в какое время года.

Обычно я снимаю двумя камерами. На плато в разные заезды использовал Nikon D800E, D4, D810. Плюс обязательно есть резерв на случай форс-мажора. В дикой природе всякое бывает: техника может сгореть, утонуть, упасть, быть съедена медведем, да всё что хочешь. Я снимал и в дождь, и в мороз, ронял камеру в воду, и надо отметить, аппаратура меня ни разу не подвела. А ведь в таких сложных условиях надёжность техники — самое главное. Ещё одна большая проблема на Путорана — непредсказуемая погода. Бывает, вылетаешь при хорошей погоде, а возвращаешься в снег, дождь или туман до земли. По мне, так чем хуже погода, тем интереснее картинка: больше драматизма, напряжения. Но обычно при таких условиях вертолёты не летают, очень неудобно.

Для истории о водопадах Путорана я выбрал десять самых интересных и знаковых. С 2012 несколько раз в год я прилетал снимать их в разных состояниях: с большой водой, с малой, застывшие… Таким образом я следил за динамикой годичного цикла каждого водопада. Большая часть съёмок проходила с вертолёта, потому что другим способом попасть на плато невозможно. Самые интересные и захватывающие виды получились тоже с высоты птичьего полёта.

Точное количество водопадов на Путорана не знает никто. Научные данные называют цифру около 20 тысяч. И все они разные. Большинство в период снеготаяния выглядит очень мощно, а в сентябре практически иссякает. Это такие временные водопады. Погода и время года сменяются на плато так быстро, что внезапно начинающиеся осенью сильные морозы буквально за сутки превращают водопады в глыбы льда. Озёра зимой промерзают на двухметровую глубину. В октябре температура опускается ниже тридцати градусов, и водопад на реке Моя-Ачин, например, быстро замерзает. Но грунтовые воды подпитывают его всю зиму, и к весне на голых скалах появляется стена льда высотой около десяти метров и шириной более ста. Сплошной лёд, похожий на стекло.

В ноябре над плато встаёт полярная ночь, и всё погружается во мрак на несколько месяцев. В начале ноября солнце всходило в 11 часов, а в 14 уже было темно. Всего три часа рабочего времени для съёмки. Находясь дольше на улице, и сам превращаешься в ледышку. Как бы ты ни одевался, дольше двух–трёх часов при минус сорока не выдержишь. За зиму на водопадах намерзает слой льда толщиной более двух метров. Он будет таять до следующей осени. В апреле, когда начинает светить солнце, ледяные столпы постепенно оттаивают, переливаясь сине-зелёной гаммой и завораживая искрящимися холодными оттенками.

Широкие, «панорамные» водопады я снимал на широкоугольный объектив AF-S NIKKOR 20mm f/1.8. Мне хотелось поймать объём падения воды, найти ракурсы без тени. А чтобы самому не улететь вниз, в каньон, ложился на край обрыва и фотографировал сверху вниз. Кадры для панорамы я снимаю с перекрытием по 10–15%. Этого достаточно, чтобы потом сшить кадры в любой программе. Стандартная диафрагма для съёмки пейзажей — 8.0. Получается резко всё, от переднего до заднего планов. Чувствительность можно чуть увеличить, до 100 единиц. Этого достаточно. На пейзажной фотографии большое значение имеет передний план. Он должен задавать тонус, идею, притягивать к фотографии.

Чтобы добавить объёма переднему плану, я снимаю с нижней точки. Она всегда интересна, придаёт эффект присутствия зрителя на снимках. Для этого иногда нужно просто встать на колени и попробовать снимать с уровня земли. И от этого фотография становится намного выигрышней. Я считаю, что даже на одном месте можно получить сотню совершенно разных картинок. А потом из этой сотни, дай бог, чтоб получилась одна идеальная. Они все будут качественными, хорошими, но одна должна именно передать состояние, настроение водопада. Часто бывает, что под водопадом штатив ставишь прямо в воду. Но надо убедиться, что течение не создаёт вибрации штатива, иначе на длинной выдержке кадр будет испорчен.

Когда начинаешь снимать, к каждому месту нужно приспособиться, на каждом водопаде и каньоне найти лучшую точку съёмки. Смотришь с высоты птичьего полёта — красиво, снимаешь — кадра нет. Моя специализация — съёмка диких животных, и чтобы перейти на пейзаж, мне пришлось учиться многим вещам, открывать новые технологии. Я сделал большой шаг вперёд, и очень благодарен Путорана за возможность снимать неприступную красоту, которую теперь смогу показать людям.

В итоге я снял историю о жизни десяти водопадов. Из этих кадров получится и выставка, и книга, и публикация для журнала. Так я могу подвести некий фотографический итог трёхлетней работы. Для меня самое сложное — закончить проект и сказать себе: «Стоп, заканчиваем, переходим к новому проекту».

Олени

Мне неинтересно снимать несвязанные между собой единичные фотографии. Я предпочитаю создавать целую историю о месте, чтобы потом можно было собрать выставку или книгу и показать место таким, каким его видят те, кто там живёт. Через взгляд мигрирующего северного оленя я мог показать весь его путь, какие реки они преодолевают и даже взаимоотношения в стаде. Так я прошёл с ними от места зимовки на плато до Таймыра, где они выводят потомство. Олени перемещаются довольно быстро — от 20 до 100 км за день, и мы выстраивали свой план так, чтобы, экстраполируя их маршрут, немного обгонять их на вертолёте, встречать с камерой стадо и снова лететь на опережение.

Вся живность плато привязана к миграции оленей. Идёт олень, за ним идут волки. Часть оленей гибнет, часть убивают волки, остатки доедают росомахи и медведи. В один из дней мы нашли труп оленя, убитого волками. Рядом построили укрытие для наблюдений. Пришла росомаха, затем вторая, и они за два дня растащили нашего оленя на кусочки, попрятали в кустах. В какой-то момент даже волки заходили.

Летать на плато за цельной фотоисторией пришлось много раз. Например, летом, когда миллиарды комаров начинают атаковать стадо, олени буквально сходят с ума, сбиваются в огромные стада и бегут против ветра, чтобы комарьё сдувалось.

Олени передвигаются с конца марта и практически до конца мая. Сначала беременные самки, потом самцы. Это такая длинная эпопея. Но когда мы приехали первый раз и находились там с конца марта до начала апреля, мы не увидели не то что оленя, но даже его следа… По каким-то причинам весна была затяжная, и олени ещё не шли. Мы построили специальные укрытия из деревьев на всех возможных путях подхода, я каждое утро выходил ждать оленей и возвращался вечером. Пока ждали, рядом поселился соболь.

Мы нашли его дупло недалеко от нашего домика и ходили туда снимать. Я долго-долго сидел в укрытии, раз–два в день он появлялся на какие-то мгновения и снова убегал. Я успевал снять несколько кадров. Соболь нам очень помогал разбавить эту грустную, монотонную жизнь.

Я очень переживал, что не смогу снять миграцию. На мне лежал груз ответственности перед Русским географическим обществом, но я же не могу заставить оленей пойти. Мы ждали-ждали, и к середине мая приняли решение улетать. И вот в последний день перед вылетом я поднялся на плато. И увидел, как по озеру идут стада. Миграция началась! В этот последний момент я успел снять тот единственный кадр, ради которого всё затевалось. Я вздохнул с облегчением: первостепенная задача была выполнена — я зафиксировал факт миграции. Дальше мне хотелось показать, куда олени уходят в тундру, где они выводят потомство, всю их жизнь…

В мире существует две крупных миграции животных. Одна в Национальном парке Серенгети в Африке, там были многие фотографы. А вот нашу миграцию мало кто не то что снимал, а вообще видел в принципе. Я счастлив и горд, что в России есть такое место.

Следующий заход был запланирован в конце июня, и нам тоже сначала не везло. В это время появляются телята. После их рождения, когда стоит самая жара, олени сбиваются в большие стада и переходят реку «мостом». Это когда с одной стороны реки олени ещё заходят в воду, а на другом берегу уже выходят. Такое зрелище своими глазами видели немногие в мире. Это выглядело как скопление муравьёв в муравейнике. 50 000 оленей переходят реку шириной 800 метров, это фантастическое зрелище длится несколько часов. Поток животных перекрывает поток воды. Он такой масштабный, что если распечатать панораму 80 сантиметров высотой, в длину она займёт 9 метров. Такого количества животных я никогда не видел ни до, ни после фотоэкспедиции.

Бараны

И ещё одной моей заветной мечтой было снять снежного барана плато Путорана. Это вымирающий вид, эндемик этого места. Говорят, сейчас живут 2500 особей, но я более чем уверен, что их осталось не больше 500–700 на всей территории. Я делал несколько экспедиций, чтобы снять этого барана, но только два раза мне удалось увидеть и поснимать этих интересных животных. Они живут в глубоких каньонах. Когда их начинают преследовать волки, они спрыгивают вниз, в каньон, встают на отстой, и там они недоступны.

Найти и снять баранов ещё сложнее, чем водопады и миграцию оленей. Они очень пугливые. Снимать их можно только пешком, и на это нужно очень много времени. Хорошо, что с дальнобойной оптикой Nikon мне не требуется находиться слишком близко к животным, чтобы наблюдать за ними.

По правилам заповедников я не могу находиться на территории один. Мне всегда составляет компанию госинспектор, который защищает меня от природы и природу от меня. Во время съёмок в заповедниках я веду дневник: что и где вижу, по окончании проекта делюсь фотографиями и записями со специалистами заповедника.

Вот так я снимал плато Путорана три года. Я многое увидел, много чего снял, но всё ли? Во многие места я просто не смог попасть по причине сложных погодных условий. Мне хотелось снять миграцию оленя — я её снял. Хотелось запечатлеть волка — сделал. Редкого путоранского снежного барана — у меня есть один кадр. Он один, но он мой, он хороший, и этого достаточно. Мне всегда очень сложно решиться поставить точку в проекте.

Главное в съёмке дикой природы — иметь колоссальное терпение. Ещё не было ни одного раза, чтобы я прибыл в Норильск и с первого раза вылетел в горы. Обычно ждёшь день, три, неделю. А бывало, что съёмочное время было просто упущено в этом ожидании, и приходилось ни с чем лететь домой. Мы всегда зависим от природы, а вертолёт — тем более. Поэтому нужно научиться ждать и выжимать максимум из ситуации. Первое время это было достаточно тяжело: не знаешь, куда себя деть. А сейчас я привык к этому. Или, например, сидишь на точке по 15–20 часов в сутки и ждёшь, когда мимо пройдёт волк. Однажды ради одного кадра волка я провёл в таком режиме несколько недель. Меня иногда спрашивают: «Зачем так себя изматывать?» А для меня во всём этом есть смысл и огромное удовольствие. Например, сейчас на Камчатку приезжают люди с моей книгой и говорят: «Мы хотим снять то же самое». И мне хочется, чтобы на плато Путорана к сотрудникам заповедника тоже приходили с моими снимками и говорили: «Мы хотим попасть на этот водопад». Это самая высокая оценка моей работы.